Глава первая. Формирование Богословского горного округа

 1.1 Основание и развитие заводов (часть 1) 

Северный Урал к моменту промышленного освоения представ­лял собой пустующий и неведомый край, покрытый кряжами гор, необозримыми лесными массивами и во многих местах непроходи­мыми болотами. Чрезвычайно суровый климат был причиной малонаселенности. К северу и далеко на юг от реки Турьи не было ни одного русского поселения; здесь обитали лишь несколь­ко рассеянных по разным местам вогульских семейств, промыш­лявших охотой и рыболовством. Примечательно также, что в этих краях не обнаружилось так называемых чудских копий, следов деятельности древних металлургов. На это обратил внимание еще П. С. Паллас, писавший, что «тот нам неведомый народ, который по всей Сибири горную производил работу, не доходил до север­ных лесов, но избирал откровеннейшие горы и теплейший кли­мат» [i]. Безлюдье, суровые географические и климатические усло­вия стали причиной специфических особенностей развития края.

Первые попытки освоения природных ресурсов Северного Ура­ла были предприняты во второй половине XVII в. Летом 1663 г. царским указом на поиски серебряной руды из Москвы к Вагран-озеру был послан стрелец Иван Блинов с товарищами и рудо­знатец Максим Токарев. В Чердыни к ним присоединился, по распоряжению воеводы, серебряник Андрей Вятчанин. Возвратясь с поисков, они объявили, что серебряную руду не нашли, но обна­ружили медную. Так как чердынские мастеровые не умели опреде­лять содержание металла в руде, Блинов повез образцы найден­ных полезных ископаемых  в Москву. Результаты лабораторного анализа остались нам неизвестны. Первая экспедиция на Северный Урал, вызванная слухами о серебряной руде, закончилась безрезультатно. Интерес к Вагран-озеру пропал, даже название его позабылось[ii].

Более активно рудные поиски начались с 20-х гг. XVIII в. В бас­сейнах рек Ляли и Лобвы были открыты многочисленные месторождения медной руды, давшие возможность для организации там медеплавильных предприятий. В начале 20-х гг. плавку меди начал завод, построенный дворянином Замощиковым, а в 1724 г. вступил в действие Лялинский медеплавильный завод. Эти пер­венцы металлургии, хотя и прекратили вскоре свое существование, тем не менее, положили начало, освоению богатств северных райо­нов Урала. Поиски рудных месторождений с этого времени здесь уже не прекращались, и природа щедро вознаградила старания людей, открыв перед ними сказочные богатства.

Дальнейшее развитие горнозаводского дела на Северном Урале связано с именем предприимчивого верхотурского купца Максима Михайловича Походяшина. Сведения о раннем периоде его деятельности и происхождении первоначального капитала чрезвычай­но скудны и противоречивы. По А. Т. Болотову, М. М. Походяшин—«простой ямщик или извозчик, возивший, подряжаясь на нескольких подводах, медную руду из рудников на заводы  в Сибири». Благодаря счастливой случайности он открыл медное месторождение и вскоре добился разрешения на постройку завода и 25 тыс. ссуды[iii] Это сообщение вызвало ряд критических замеча­ний. Так, Ф. Я. Прядильщиков недоумевал, каким образом Походяшин мог быть рудовозом, если горных заводов вблизи Верхо­турья еще не существовало. Рассказ же о находке месторождения, по его мнению,— «чистая басня»[iv].

Заслуживают внимания сведения, обнаруженные М. Н. Лонгиновым. Ссылаясь на какое-то «достоверное исследование», он сообщил, что Походяшин «был казанский уроженец, добровольно пришедший на промысел в Верхотурье, где занимался плотничест­вом и извозом. С молодости он уже успешно занимался отыскиванием руды и золота. Найдя последнее, Походяшин выгодно сдал находку в частные руки и приступил к деятельности обширнейшей. В 1740 г. он завел уже пять винокуренных заводов, недалеко от Тагильского завода, в Тюмени, Екатеринбурге и Ирбите. Походя­шин записан был верхотурским купцом с 1752 г., а в 1777 г. причислился к первой гильдии. С 1762 по 1756 гг. держал он Верхотурский откуп с купцом Власьевским и был откупщиком в Сибири до конца семидесятых годов. Еще с 1755 г. стал он отыскивать новые прииски медной и железной руды, и это предприятие увенчалось успехом»[v]. Эти данные считаются наиболее достоверными, хотя и они содержат ряд неточностей. Н. К. Чупин, например, справедливо подметил, что Походяшин не мог заниматься рудоисканием ранее 1750 г., а золота вообще никогда не находил. Признавая факт существования  походяшинских  винокурен, Н. К. Чупин, однако, не обнаружил их ни в Екатеринбурге, ни в Ирбите[vi]. Наличие винокуренных предприятий у верхотурского купца совершенно отвергалось Ф. Я. Прядилыциковым. «Если Походяшин записался в купечество, — писал он, — и был откуп­щиком винной продажи с 1752 года, то, значит, он нажил состояние прежде, чем основал горные заводы... Тут явная историческая  ложь. До построения... заводов Походяшин был бедняк, никакими  другими промыслами не владел, равно и винокуренными: все бо­гатство привалило к нему впоследствии»[vii].

Скудость данных и обилие кривотолков создавали определенные» трудности, особенно перед биографами знаменитого заводчика. Долгое время не была известна даже дата рождения М. М. По-ходяшина. Этот пробел удалось восполнить И. Я. Кривощекову, установившему ее по материалам Верхотурской городской управы (1729 г.)[viii]. Но тогда сведения М. Н. Лонгинова о том, что купец уже в 1740 г. владел 5 винокуренными заводами, должны быть поставлены под сомнение[ix]. Не случайно известный ураловед А. А. Дмитриев с большой осторожностью заметил, что достовер­ные известия о М. М. Походяшине начинаются с 1752 г.[x]

Таким образом, навеянные народной молвой данные о ранней деятельности М. М. Походяшина носят, по-видимому, легендар­ный характер. Особенно это касается вопроса о происхождении

первоначального капитала. Предание упорно связывало его с от­крытием золотого рудника или получением 25 тыс. ссуды. В дей­ствительности же основным источником накопления денежных средств было винокурение, винные откупа и подряды[xi]. Досто­верно установлено, что с 1744 по 1756 г. Походяшин вместе со своим братом Петром в городе Пелыме держали откуп «конских сборов» [xii]. Самостоятельные же торговые операции предпринима­ются им в начале 50-х гг. А с 1752 по 1756 г. вместе с купцом  Алексеем Власьевским он уже держал винные откупа в Верхотурье и Сибири. Владея собственными заводами, компаньоны постав­ляли в разные сибирские города вино в значительных количествах. Дела шли успешно, и они решили расширить сферу приложения капиталов. В 1754 г. компаньоны заявили о находке в 200 верстах от Красноярска железной руды и о своем желании построить завод[xiii]. Разрешение вскоре было получено, но Походяшин не­ожиданно оставляет Власьевского и направляется на Северный Урал.

В литературе сохранились легендарные свидетельства того, как Походяшину удалось отыскать медную руду[xiv]. В действитель­ности медные и железные месторождения по берегам Колонги обнаружил верхотурский разночинец Григорий Никифоррвич Посников, блуждавший по Северному Уралу в поисках слюды и то­чильного камня. Узнав об этих открытиях, Походяшин расторгнул соглашение с Власьевским и заключил договор с Посниковым, по которому последний уступал найденные рудники и обя­зался продолжать поиски на средства предприимчивого купца. В последующие три года рудоискатель открыл по берегам Ваграна и Колонги еще 3 железных и 10 медных месторождений[xv]. Мед­лить было нельзя, и Походяшин 1 сентября 1757 г. послал в Кан­целярию главного заводов правления прошение о дозволении строительства завода. Место для него еще ранее подобрал Посников, а унтер-шихтмейстер Леонтий Яковлев и мельничный мастер Иван Савастьянов, посланные Канцелярией для свидетельства и описания найденных рудников и места для завода, одобрили этот выбор[xvi]. 5 декабря 1757 г. Походящий получил предписание Берг-коллегии построить за 3 года «две домны в одном корпусе и при них для перековки выплавленного чугуна в железо молото­вые фабрики сколько та река Колонга водяною силою  молоток поднять может... так  же и для проплавки медных руд в медь две или три плавиленные печи с принадлежащим к ним гармахерским  и штыковым горнами»[xvii]. По просьбе Походяшина Л. Яковлев и И. Савастьянов [xviii] временно были оставлены для надзора за стро­ительством завода. В 1758 г. из Екатеринбурга в распоряжение купца поступил ученик Василий Костригин и отставной Сысертского завода доменный подмастерье Тарас Швейкин [xix]. Год спустя когорта квалифицированных мастеров пополнилась екатеринбург­скими молотовыми мастерами Антоном Герасимовым, Тимофеем Чуркиным, Никулой Федоровым и дощатым мастером Егором Питерским[xx]. С Каменского завода прибыл фурмовый ученик Яков Холкин, а с пермских заводов плавильный уставщик Федор Яков­лев[xxi]. Для ведения рудничных работ к Походяшину был прислан штейгер Платонов, кроме того, полезные советы давали горные офицеры, присылаемые для разведки и описания рудников[xxii]. Рабочая сила была набрана из ближайших сел и городов воль­ным наймом. И работа закипела. В пустынном месте, удаленном от всякого жилья, в глуши непроходимых лесов и болот Походяшин уже в 1758 г. заложил плотину и церковь Петра и Павла, дав­шую название самому заводу. К 1760 г. Походяшин построил домну и 5 «вододействуемых» молотов, кроме того, заканчивалось возведение 4 медеплавильных печей, а еще к 4 печам были при­пасены строительные материалы[xxiii].

26-июня 1760 г. Петропавловский завод начал плавку чугуна[xxiv], а 1 мая 1761 г. было пущено в действие 6 медеплавильных печей[xxv]. Однако Походяшину не удалось выполнить предписание Берг-коллегии построить завод в 3 года. Об этом мы узнаем из доношения от 7 марта 1765 г., уведомлявшего Канцелярию главного заводов правления, что «плотина и фабрики еще в совершенное окончание не произведены»[xxvi]. К 1766 г. в доменной, молотовой, колоколенной и четырех медеплавильных фабриках Петропавловского завода находились в действии 15 медеплавильных печей, домна, 2 молота и 12 горнов[xxvii].

Одновременно с ростом мощностей Петропавловского завода велись интенсивные поиски новых рудных месторождений. В 1757г. Походяшиным было заявлено 5 рудников: 3 железных и 2 желез­ных и медных. Через год он заявил уже 29 приисков: 10 желез­ных и 19 медных, а в 1759 и 1761 гг. еще 25 медных и 9 железных рудников[xxviii] К 1766 г. при Петропавловском заводе числилось год­ных к разработке 17 железных и 33 медных рудника[xxix].

Организация поисковых работ, как уже говорилось, была воз­ложена на Г. Посникова, но немало рудников было открыто с помощью ясачных вогулов. Острая нужда в одежде и продоволь­ствии заставляла их идти в услужение заводчику. Вот как они сами характеризуют отношения с ним: «По просьбе нашей даютца нам, от него Походяшина безденежно хлебные припаси и на одежду разные потребности и мы пользуясь от него такою довольностию... во всякое время находимся в ловлении разного зверя а между тем и присматриваем рудные места и ему объявляем» [xxx].

Запасов руд для нормальной работы завода было достаточно. Не испытывал затруднений завод и в лесе. В 1758 г. Л. Яковлев отвел его «на шестидесятилетнее время»[xxxi]. Вызывали беспокой­ство лишь ограниченные возможности Колонги. «При петропав­ловской плотине,—доносил Походяшин,—вода прорываясь во внутренние скважины, уходит безвременно и тем... в зимние вре­мена, чрез три иногда и более месяцев ощутительную делает остановку»[xxxii]. Выполнить указ о строительстве двух домен оказа­лось невозможным, так как вскоре выяснилось, что Колонга «водяною силою более одной вододействуемой домны и пяти мо­лотов поднять не может»[xxxiii]. Поэтому Походяшин начал активные поиски места под молотовый завод, который бы производил пере­ковку чугуна с петропавловской домны. Эти поиски увенчались успехом. В конце 1758 г. Л. Яковлев и И. Савастьянов уже осмат­ривали заявленные Походяшиным места по берегам Нясмы, Павды и Турьи. Строительство передельного завода на Турье было признано наиболее выгодным, и 5 февраля 1759 г. Берг-коллегия издала указ в течение трех лет построить здесь молотовый завод с одной домной и 10 молотами для перековки петропавловского чугуна. Одновременно за Походяшиным были закреплены удобные под заводы места на Нясме и Павде[xxxiv].

Таким образом, в 1757—1759 гг. Походяшин получил разреше­ние на строительство двух заводов и должен был пустить их в действие к 1762 г. Осуществить такой обширный план в глухом и безлюдном месте, в стороне от  дорог и жилья «не легко было бы даже самому капиталистому предпринимателю. Поэтому не уди­вительно, что строительные работы на Турье долгое времянке начи­нались, главным образом из-за отсутствия средств. Василий Похо­дяшин (сын. заводчика), ссылаясь на непослушание приписных крестьян, впоследствии откровенно заявил, что они дошли «до крайнейших убытков, так что, если кредиторами заимообразно подкрепляемы не были, едваль и пропитание иметь могли»[xxxv]. В качестве такого кредитора и был использован в это время туль­ский купец Василий Артемьевич Ливенцов.

С его именем связано строительство Николае-Павдинского за­вода, влившегося вскоре в Богословское горнозаводское хозяйство. Разбогатев на внутренней и внешней торговле, он решил вложить свой капитал в промышленность в компании с Походяшиным. Однако от финансирования строительства вспомогательного пред­приятия на Турье он отказался, опасаясь попасть в зависимость от компаньона. В результате длительных переговоров, начавшихся в конце 1758 г., компаньоны согласились на совместное строитель­ство завода на реке Павде[xxxvi]. К удовлетворению Ливенцова, про­ектируемый завод должен был стать самостоятельным комплексом по производству чугуна, железа и меди. По указу Берг-коллегии от 18 января 1760 г. им разрешалось «на Павде речке удобном месте построить завод о двух домнах и осми молотах и пристой­ным числом медеплавиленных печек сколько водяная сила содер­жать оных может и к тому заводу вновь приисканные рудники и для содержания оного действием указное числи лесов отвести»[xxxvii]. Получив тот указ, компаньоны заключили письменный договор. Ливенцов должен был выстроить завод за свой счет. Походяшин ,же обязался выплатить ему после окончания строительства «по­ловинное число денег», после чего прибыль должна была делиться между ними поровну[xxxviii]. Походяшин, по-видимому, скрыл от ком­паньона трудное финансовое положение, в котором он находился, и мотивировал необходимость сотрудничества своим одиночеством. В действительности же в одиночество он вверг Ливенцова, построившего завод и долгое время не получавшего никакой помощи[xxxix].

Николае-Павдинский завод был пущен в действие 22 мая 1763 г., В общем содержании он находился до апреля 1777 г., когда Походящий, не нуждавшийся более в финансовой под­держке, вступил «в вечное и потомственное владение» заводом, уплатив компаньону 40 тыс. руб.[xl] Так, ловко использовав капи­талы незадачливого тульского купца, Походящин приобрел еще один завод. К 1766 г. при нем числились: доменная, молотовая, кузнечная, сталелитейная, меховая и медеплавильная фабрики, в которых действовали 2 домны, 4 молота, 12 горнов и 2 медепла­вильные печи [xli]. О производительности завода можно судить по данным табл. 1.

Таблица 1 [xlii]

Выплавка чугуна на Николае-Павдинском заводе в 1764—1791 гг., пуд.

Не удалось точно определить, когда здесь было налажено железоделательное производство. М. Блинов полагал, что ковка железа началась в первой половине 70-х гг., ссылаясь на договор Походяшина с Ливенцовым, по которому все железо, полученное в  1776 г., предоставлялось в пользу последнего[xliii]. Однако в от­чете за 1766 г. указывается, что на заводе было произведено полосового железа 7341 пуд. 30 фунт. по 50 коп. за пуд[xliv]. Оче­видно, ковка железа началась не позднее 1766 г., поскольку к этому времени была сооружена молотовая фабрика и действовало 3 молота.

Выплавка меди на Николае-Павдинском заводе производилась эпизодически и в малых количествах. Несмотря на то, что меде­плавильная фабрика с двумя печами была построена к 1766 г., сведения о выплавке меди мы находим только с конца 70-х гг. Так, в 1777 г. здесь было получено 5 пуд. 21,5 фунт. черной меди, которая, впрочем, не была очищена из-за отсутствия на заводе гармахерского горна и сплейзофенной печи. В следующем году производство черной меди составило 4 пуд. 20 фунт., и плавку, по-видимому, собирались вообще прекратить, но были обнаружены новые месторождения меди: Покровское, Воздвиженское, Крещенское и Спасское. В 1719 г. для опробования руд решено было пустить одну печь, которая дала 4 пуд. 2 фунт. черной меди. Через год из руд «вновь открытого Семеновского рудника было выплавлено 5 пуд. 30 фунт. черной меди, и на этом медное про­изводство в 1776 г., предоставлялось в пользу на Николае-Павдинском заводе было прекращено, а всю выплавленную за эти годы черную медь отправили на дальней­шую обработку в Богословский завод»[xlv]

Приписными крестьянами завод не располагал, поэтому почти все работы производились вольными людьми. В 1765 г., например, их насчитывалось 161[xlvi].

Сырьевая база Николае-Павдинского завода была достаточно прочной. Поиски руд в его окрестностях велись с большим успе­хом. Так, в 1759—1760 гг. было обнаружено 25 месторождений[xlvii]. Кроме того, к нему отошли рудники остановленного Лялинского казенного завода[xlviii]. Об этом сообщает и П. С. Паллас: «Походяшин завладел теперь всеми над Лобвою и Волчанкою находящи­мися богатыми рудою местами Лялинские заводы снабдевавшими»[xlix]. К 1766 г. за предприятием числилось 42 рудника (16 же­лезных и 26 медных), многие из них находились на расстоянии от 10 до 45 верст от завода и «за малоимением людей» были еще не разработаны[l].

Лесом завод был обеспечен «на шестидесятилетнее время»[li] Итак, в 1760 и 1763 гг. вступили в действие Петропавловский и Николае-Павдинский заводы. Постепенно отстраиваясь и наращи­вая мощность, они начали приносить устойчивую прибыль.

До конца 60-х гг. Походяшин не решался на сколько-нибудь значительное дело, скапливая необходимый капитал. Известие о новом крупном шаге относится к 1769 г., когда предприниматель покупает у великоустюгских купцов А. В. Панова и А. А. Плотнико­ва Нювчинский завод. Цель этой покупки не ясна, тате как завод стоял далеко в стороне от промышленного хозяйства Походяшина и был вскоре передан в пожизненное управление капитану 1-го ранга Л. С. Вакселю. По контракту, заключенному в 1775 г., Вакселю гарантировалось получение половинной прибыли, а наслед­никам Походяшина запрещалось ущемлять его права на владение предприятием. После смерти Вакселя Нювчинский завод был про­дан (1788 г.) петербургским купцам Гавриилу и Архипу Грибано­вым [lii].

Между тем, строительство Турьинского передельного завода, несмотря на строгие предписания «в три года построить и в дей­ство пустить», не начиналось в связи с отсутствием средств у По­ходяшина. Но займы[liii], доходы от винокурения, а также эксплуа­тация Петропавловского завода постепенно поправляли денежные дела заводчика. В начале 60-х гг. его предпринимательская дея­тельность заметно активизируется. В верховьях Колонги, в пяти верстах от Петропавловского завода, началась кладка каменного фундамента под доменную печь. Походяшин явно стремился к расширению железоделательного производства. К 1766 г. здесь уже была возведена плотина, началось строительство меховой фабрики и пильной мельницы[liv]. Строить передельное предприятие на Турье было не под силу, поэтому Походяшин решил увеличить выпуск железа на базе Петропавловского завода. Работы велись медленно, а вскоре и вовсе прекратились. Дело в том, что в это время на реке Турье были обнаружены богатые медные месторож­дения: Васильевское, Суходойское и Фроловское[lv]. Содержание металла в рудах оказалось чрезвычайно высоким — в среднем 15%, но нередко встречались и превосходные самородные пласты более высокого содержания[lvi] По утверждению Н. К. Чупина, руды такого качества нигде на Урале больше не было[lvii]. Не слу­чайно до нас дошли легенды, которые, несомненно, сложились под впечатлением открытий этих уникальных природных кладовых, принесших Походяшину огромное состояние.

Все эти рудники получили общее название Турьинских. Потре­бителем их стал Петропавловский завод, и вскоре чугунолитейное и железоделательное производство здесь начало вытесняться ме­деплавильным.

Выпуск новой продукции возрастал невиданными для того вре­мени темпами. Если в 1761 г. на предприятии было выплавлено всего около 400 пуд. чистой меди, то в 1769 уже 31,1 тыс.[lviii], т. е. почти столько же, сколько в 1751 г. на 22 медеплавильных заводах Урала[lix].