Глава вторая. Богословский горный округ в конце XVIII—первой половине XIX в.

2.3 Источники и методы формирования кадров рабочей силы для заводов северного Урала (часть 1)

Наемному труду в изучении проблемы генезиса капитализма отводится в советской литературе исключительно важное место, так как, по указанию В. И. Ленина, «в вопросе о развитии капитализма едва ли не наибольшее значение имеет степень распространения наемного труда»^[i].

В настоящее время уже многое сделано для выяснения социальной сущности и удельного веса наемного труда в горнозаводской промышленности России дореформенного периода ^[ii]. Однако до сих пор, в силу недостаточной изученности, многие аспекты этого сложного социально-экономического явления вызывают споры. По-видимому, назрела необходимость комплексного исследования указанной проблемы на материалах отдельных горнозаводских центров страны. Это обеспечит, на наш взгляд, более аргументированный подход к решению дискуссионных вопросов, позволит не на «примерчиках», а на основе широкого источниковедческого анализа сформулировать те или иные положения.

Задачей данной статьи и является выявление на материалах Богословского горного округа сущности и роли вольнонаемного труда в процессе формирования рабочей силы в период разложения и кризиса феодальной системы в России.

При определении характера наемного труда мануфактурной стадии развития промышленности следует учитывать состояние изученности данного вопроса. В литературе наемный труд, широко распространившийся в России в период формирования капиталистического уклада, оценивается с различных позиций. А. М. Панкратова, например, по этому поводу высказывалась вполне определенно: «До отмены крепостного права и вольнонаемные рабочие не были по существу свободными людьми»^[iii].

С иных позиций рассматривает данный вопрос Н. М. Дружинин. По его мнению, разорившиеся мещане, бессрочно отпускные солдаты и государственные крестьяне, вышедшие из состава общин, «могли считаться производителями, вполне располагавшими личной свободой» ⁴. Заслуживает внимания вывод В. Я. Кривоногова, внесшего большой вклад в изучение данной проблемы. «Главное состоит в том,— писал он,— что в дореформенное время процессы развития системы наемного труда не венчали здания капитализма, а лишь подтачивали феодальную систему хозяйства»⁵.

Бесспорно, что денежные задатки и другие формы принуждения создавали предпосылки для роста кабальных отношений, искажавших природу вольнонаемного труда. Но от этого подобный труд ни в коем случае не становился крепостным, он приобретал лишь некоторые чужеродные качества. Такое сочетание старого и нового было вполне характерно для мануфактурной стадии промышленности. Наем работников, писал В. И. Ленин, «никогда не достигает в мануфактуре той законченности и чистоты, которая свойственна фабрике» ⁶.

В 60—80-х гг. XVIII в. на Северном Урале возник новый крупный промышленный центр. Металлургические заводы, построенные предприимчивым верхотурским купцом М. М. Походяшиным, по своей мощности не имели себе равных. В 1762— 1790 гг. они выплавили более 1 млн. пудов чистой меди, что намного превышало производительность всех казенных заводов вместе взятых⁷. Успех обеспечили не только богатейшие сырьевые источники, íî и передовые по тем временам способы формирования горнозаводских рабочих. Вольный наем, проявлявшийся в формах соответствующих стадии разложения феодализма, занял здесь господствующее положение⁸.

В связи с переходом Богословских заводов в казенное ведомство (1791) методы комплектования рабочей силы в значительной степени меняют свой характер. Однако на первых порах, как бы по инерции, все шло по-старому. Наемный труд здесь по-прежнему занимал главенствующее положение как на заводских, так и вспомогательных работах⁹.

Унаследованы были также и установившиеся принципы организации вольного найма. Казенное ведомство лишь подвергло их детальной регламентации. Общее положение о найме было разработано уже к апрелю 1792 г. и сводилось к следующему: «Наем людей производить впредь до предписания чрез посланных по выбору и одобрения лучших служащих при заводах людей, которые, будучи в пристойных и выгодных для того местах, договариваются с людьми, желающими в работы, при сельских заседателях и волостных старостах по их поручительствам и одобрениям. Кто и в каком месте, сколько и с какими условиями людей нанял о том каждый из них обязан присылать в заводское начальство имянную ведомость, а оное от себя посылает в надлежащем месте требования о немедленной высылке тех нанявшихся людей на заводы»¹⁰.

Примечательно, что о денежных задатках здесь не упоминалось. А без них привлечь работников, живущих в сотнях верст от заводов, никакими уговорами и обещаниями было невозможно. Поэтому правление банка, одобрив упомянутое положение, приняло во внимание также и записку горного начальника М. Н. Попова, в которой о денежном авансе говорилось как о само собой разумеющемся¹¹.

Окончательный вариант положения об организации найма и представлении задатков был принят в сентябре 1793 г. В нем, в частности, говорилось, что задатки должны были выдаваться «в число подушного платежа за каждого работника от 10 до 25 руб. с обязательством нижнего земского суда в действительной оных заработке и возвращении денег в случае чьего побега или смерти»¹², причем заводские конторы в выдачу задатков не вмешивались. Эта обязанность целиком возлагалась на заводскую администрацию, которая должна была посылать как деньги, так и людей следующим образом: назначив на должность комиссионеров 2—3-х человек «испытанной верности», горный начальник давал распоряжение о выдаче им необходимого количества денег и наставления «как при найме рабочих в раздаче задатков поступать должно». К наставлениям прилагались книги «за шнуром и печатью», в которые комиссионеры обязаны были вносить сведения о полученных суммах и выдачах аванса. После этого горный начальник оповещал местные власти о прибытии комиссионеров и требовал содействия в организации найма¹³.

Раскроем содержание комиссионерских наставлений, в которых оговаривался порядок найма. Подряд рабочих должен был совершаться в тесном контакте с местными органами. Только с «мирского согласия» и после одобрения волостного старосты комиссионеры могли начать авансирование. Однако деньги выдавались не нанимающимся, а старостам, которые и обязывались, таким образом, немедленно высылать подряженных рабочих на заводы. Окончив наем, комиссионеры представляли в заводоуправление книги и давали «во всем верный отчет». Все документы, сопровождавшие процесс найма (одобрения, расписки, паспорта), должны были «яко залог» храниться в заводских конторах¹⁴.

Введение этих правил означало не что иное, как попытку приспособить вольный наем к существующим феодальным отношениям и поставить его под контроль местной администрации и горного ведомства. Отныне нарочные, посылаемые заводоуправлением в близлежащие селения, обязаны были при найме соблюдать «приказные обряды», которые, по мнению президента Берг-коллегии М. Ф. Соймонова, стали вскоре «тягостными» для нанимающихся¹⁵. Особенно неприемлемой, как показала практика, была процедура получения «мирского согласия» и «увольнительных писем» или паспортов. Несостоятельным оказался и «обряд» выдачи денежных авансов не самим подряжающимся, а волостным старостам.

При составлении инструкции о найме, таким образом, совершенно игнорировалось стихийное стремление отходников к установлению свободных отношений с заводскими властями. Это привело фактически к полной обструкции предложенного порядка вербовки рабочей силы. И, хотя в дальнейшем указанные положения дополнялись и частично видоизменялись¹⁶, на практике они не соблюдались ни заводской, ни губернской администрацией, а тем более нанимающимися.

Документы этого времени свидетельствуют, что деятельность комиссионеров в окрестных городах и уездах, как правило, не давала ощутимых результатов. В их успех, например, не верил горный начальник Я. С. Качка, доносивший в конце 1796 г., что для найма работников, хотя и посланы в различные округи нарочные, «желаемых успехов не предвидится»¹⁷.

Трудности в найме работников все возрастали. В 1798 г. канцелярия Главного заводов правления доносила, что вольноприходящих крестьян «совсем иногда при заводах не находится или, забирая задатки, уходят, так что и отыскать не могут к сущему ущербу заводского интереса»¹⁸.

Крестьян нелегко стало привлекать даже большими задатками. Объяснение этому явлению попытался дать М. Ф. Соймонов. Сравнивая казенную систему найма с методами походяшинских приказчиков, он писал, что с переходом заводов в казну прекратились раздачи подарков во время найма, а долги стали скрупулезно учитываться и жестоко взыскиваться. Поэтому жители близлежащих городов и деревень, «не видя прежних для них выгод, потеряли охоту приходить на заводы»¹⁹.

К этому следует добавить, что вербовка работников сдерживалась чрезмерной регламентацией условий найма, ограничивавших свободу передвижения отходников. Крестьянин, заключивший договор и исполнивший все формальности с получением задатка и паспорта, оказывался под надзором местной администрации, обязанной в этом случае обеспечить явку подрядившегося, а при самовольной отлучке—сыск и возврат его на заводы. Поэтому крестьяне в своей массе не выполняли этих кабальных условий и уходили на заработки без паспортов²⁰.

Однако на это явное нарушение инструкции горное начальство, как видно, не обращало внимания. Испытывая крайний недостаток в рабочей силе, оно вынуждено было не только принимать таких крестьян, но и выдавать аванс непосредственно им в руки. С этого момента горное ведомство входило в непримиримый конфликт с гражданскими властями, терявшими контроль над суммами, которые по положению должны были идти в счет уплаты податей и недоимок. В одном из рапортов Пермского губернского правления (1797) на это прямо указывалось: «Приходящие в работу без паспортов люди приемлются и производятся выдачи денег без всякого о состоянии рассмотрения и от начальств со стороны крестьян одобрениев и таковые самовольно отлучающиеся от своих селениев крестьяне, пользуясь слабыми выдачами денег, и не видя бдительнейшего над ними со стороны заводских начальников присмотра, не имея о состоянии своем попечения, получаемые из казны деньги не радят сохранить для платежа государственных податей, и не только первые выдачи не обрабатывают, а закабаливаются впредь и тратят на свои прихоти, а по сим обстоятельствам не приносят не только себе пользы, накопляют долги и совокупно умножают государственную недоимку»²¹.

Уходя на заработки без оформления паспортов, крестьяне сразу же устраняли все неудобства. Односельчане освобождались при этом от ответственности за недоимщиков, а местные власти не только не преследовали беглецов с заводов, но и прилагали все усилия, чтобы возвратить их на прежние места жительства. Бесконечный поток требований заводоуправления о возвращении этих беглецов просто игнорировался на местах. Более того, там открыто выражалось недовольство по поводу того, что горное ведомство затевало бессмысленную переписку о самовольно отлучившихся, «затрудняясь само и прочие судебные места, отвлекая от нужных дел, также затрудняет»²².

Непримиримые противоречия между горными и губернскими властями порождали любопытную ситуацию: рабочие-отходники получали способ уклоняться и от заводских работ, и от уплаты податей. Этот нехитрый способ описан в указанном рапорте Пермского губернского правления. «Когда крестьянам выданы бывают слабо в руки деньги, то они немедленно оные измотав, и к продолжению работы не оставят на сущую надобность, а потом за задаток изленясь с работы бегают, и коль скоро появятся в дом и с них потребуют в селении начальники подать, та они и паки в завод бегут, от чего в сих побегах время много тратится праздно, и чрез потеряние сего разоряются и казне неплатежом причиняют убыток»²³.

Описывая это явление, правление предостерегало, что «ежели таковое распоряжение еще Банковское заводоначальство будет продолжать, то нравы чердынских крестьян вяще расстроятся, и сильно может вкорениться в них своеволие и чрез сие великое количество дойдет до сущего разорения, сбор подати и доимки совершенно остановиться может... потому, что сих бегающих людей замыкается великое количество» ²⁴.

Чтобы предотвратить массовое разорение и отрыв крестьян от земли и общины, губернские власти настойчиво требовали от вышестоящих инстанций заставить заводоуправление уважать установленные «на случай найма в работы людей» правила, а беспаспортных, с заводов «всех собрав, выслать за караулом». Понимая, что взимать долги по податям с беглецов невозможно, ибо они «неточию разорены, но доведены до сущего несостояния», губернское начальство предлагало взыскать их с тех, кто «таковую законом непозволенную задачу произвел, и без всякого попечения казенный капитал в ненадежные руки роздал»²⁵, т.е. всю ответственность возложить на заводоуправление, которое должно было, по мнению гражданских властей, возмещать указанные убытки. В приеме на заводы беспаспортных людей и их «непорядочной обзадаче» гражданские власти видели главное зло и требовали его устранить.

На иных позициях стояло и совсем иные цели преследовало горное ведомство. Руководствуясь не фискальными, а производственными интересами и испытывая крайнюю нужду в рабочей силе, оно не только принимало беспаспортных, но всеми силами  стремилось удержать их при заводах. Горное начальство открыто попирало сложную процедуру оформления паспортов и «письменных видов». Горный начальник Я. С. Качка, например, был твердо убежден, «что при заводском действии не столько нужны бумажные обряды, как его успешность»²⁶. Успех производства, по его мнению, неизбежно пострадает, если являющихся отходников отсылать в волости за паспортами, так как «на сне должно будет употребить время более, нежели сколько могут они в работах обращаться»²⁷.

В своем конфликте с гражданской администрацией горное ведомство, несмотря на неоднократные предписания воздерживаться от приема беспаспортных, отнюдь не следовало оборонительной тактике. Высшие инстанции вынуждены были реагировать, о чем уже упоминалось, на многочисленные представления, обвинявшие земские суды в игнорировании указа о сыске и высылке беглых отходников, не отработавших задатки²⁸. Кроме того, была предпринята попытка легализовать прием беспаспортных на заводы, которая едва не увенчалась успехом. При постоянной нехватке рабочих наплыв разного рода вольноприходящих и беглых воспринимался заводоуправлением весьма благосклонно. Тем более, что высшее горное начальство на нарушения инструкции о найме фактически смотрело сквозь пальцы. Это видно, например, из письма начальника канцелярии Главного заводов правления А. С. Ярцева. «Уже тремя указами,— писал он,— Берг-коллегия велит беспаспортных там не держать и не нанимать и высылать, и если в точности ее указам следовать, то надобно будет те заводы совсем остановить, ибо они беспаспортными людьми и заведены были, а без того б и существовать не могли»²⁹.

В интересах производства необходимо было во что бы то ни стало добиться ликвидации искусственных запретов в распространении вольнонаемного труда. И выход как будто был найден. Заводоуправление в 1796 г. внесло предложение не считать вольноприходящих на заводы беспаспортными на том основании, что «они не иначе какие, как известных казенных селениев крестьяне, а только что им паспортов не дают». А чтобы губернские власти не находились в неведении, заводоуправление изъявило готовность своевременно оповещать о них присутственные места³⁰. Решение вопроса казалось настолько убедительным, что, не дожидаясь одобрения, конторам Богословских заводов было дано указание начать прием вольнонаемных и «для исходатайствования им указных пашпортов рапортовать»³¹.

А между тем это предложение скрупулезно изучалось в различных инстанциях. Экспедиция по горным Банковским заводам, например, нашла его «заслуживающим уважения» и представила правлению банка ходатайство о позволении принимать «таковых вольноприходящих в заводы на время работников, которые по причине отдаленности селений их от земских и волостных судов видов о свободности их не получили»³². Аналогичное ходатайство было послано в Берг-коллегию канцелярией Главного заводов правления. В нем также особо оговаривалась необходимость «известных, хотя и без паспортов, людей на одни только те заводы принимать и селить, из настоящей за работы им платы, дабы умножить при них работающих людей»³³.

Однако указа, разрешающего прием беспаспортных крестьян-отходников, даже в качестве исключения, так и не было издаíî³⁴. Правительство, стоящее на страже феодально-крепостнических порядков, не могло допустить развития свободных капиталистических отношений, одним из признаков которых был вольный наем. Тем не менее вплоть до конца XVIII в. в Богословском округе значительный объем работ производился по-прежнему, как и во времена Походяшиных, наемными работниками, несмотря на все попытки «упорядочить» процесс найма, привести его в соответствие с нормами феодально-крепостнического строя.

До сих пор речь шла лишь о вольнонаемных, временно работающих на заводах. Следует остановиться также на характеристике наемных, поселившихся со своими семьями в пределах округа. Таких вольно поселившихся к 1796 г. насчитывалось 1996 душ мужского пола, из них работников и подростков, привлекаемых к труду—1199³⁵.  По данным 1798 г. количество ревизских душ сократилось до 1791 душ мужского пола, но зато число работников и подростков возросло до 1262³⁶. Все они, как это видно из табл. 22, были выходцами из разных городов и уездов и принадлежали к различным сословным группам.

Таблица 22

Социальный состав и численность вольнонаемных рабочих, поселившихся на Богословских заводах (1798)*

* ÖÃÀÄÀ, ô. 271, îï. 1, ä. 2711, л. 255-256.

** В эту категорию включены 3 вогула из Верхотурья.